Керенский

Как бы ни были точны даты, как бы ни были достоверны имена и названия, нужно еще нечто такое, что заденет читателя за живое, заставит его переживать о перипетиях чужой биографии. И автору жизнеописаний Корнилова и Керенского это удается. Может быть, потому, что в решениях и поступках исторических лиц он умеет разглядеть их человеческие эмоции. Все люди, попавшие в круг событий и авторского изображения, наделены естественными человеческими чувствами, которые отнюдь не являются лишними для понимания истории: «К вечеру этот упадок энергии сменялся состоянием крайнего возбуждения. Вялое молчание переходило в безудержную разговорчивость - нужно было немедленно куда-то ехать, с кем-то встречаться. Но большинство начатых вечерних дел так и оставалось незаконченным и тонуло в очередном приступе утренней депрессии». Конечно, нервное истощение премьер-министра не может быть причиной революции, тем более единственной причиной. Но зато напоминает нам о том, что малое и великое тесно соседствуют в жизни, что из мозаики отдельных судеб складывается портрет эпохи.